Центр летных испытаний авиации ВМС США/Школа летчиков- испытателей Отдел испытания вооружений Центра летных испытаний авиации ВМС США в середине 60-х отработал на «Мохауке» весь ассортимент вооружения, который самолет в принципе имел возможность применять. Испытания

Судьба немецких летчиков В ночь на 5 сентября 1944 года начальник Гжатского РО НКВД получил сообщение, что в направлении Можайска пролетел вражеский самолет, который был трижды обстрелян нашей зенитной артиллерией в районах станции Кубинка Московской области, Можайска и

Hs 129 в прицеле советских летчиков С штурмовиками Hs 129 летчики ВВС РККА встречались в воздухе довольно часто. особенно на последнем этапе войны. Поэтому нет ничего удивительного, что эти самолеты есть в числе сбитых у многих советских асов.Есть и многочисленные описания

Школьная «парта» летчиков 21 февраля 1945 года вышло постановление ГКО № 7560сс и последовавший за ним приказ НКАП № 76сс:«а) передать заводу № 163 чертежи учебного самолета Ла-7 с двойным управлением не позднее 10 марта с.г.;б) изготовленный ОКБ на заводе 21 учебный Ла-7 передать

Среди трех видов вооруженных сил по части разработки экспериментальных систем оружия на первом месте были нацистские люфтваффе. По свидетельству историков в КБ третьего рейха не прекращалась работа практически до весны 1945 года. Лучшие умы Германии думали, как обеспечить гитлеровским асам превосходство в воздухе. И вопреки распространившемуся после войны мнению, что, дескать, стоило появиться в воздухе, скажем, нашему грозному Покрышкину, так никто из немцев уж и пикнуть на смел, на самом деле все было куда сложнее…

Долгое время о достижениях пилотов люфтваффе в советской печати старались вспоминать пореже. На то были свои резоны. Лицевые счета наших прославленных асов в сравнении с аналогичными достижениями пилотов третьего рейха сильно бледнеют.

Трижды Герои Советского Союза летчики-истребители А. И. Покрышкин и И. Н. Кожедуб сбили соответственно 59 и 62 вражеских самолета. А вот немецкий ас Э. Хартман сбил за годы войны 352 самолета! И он был не одинок. Кроме него в люфтваффе были такие мастера воздушных боев, как Г. Баркхорн (301 сбитый самолет), Г. Ралль (275), О. Киттель (267)... Всего 104 пилота германских ВВС имели на своем счету более сотни сбитых самолетов каждый, а 10 лучших сбили в общей сложности 2588 самолетов противника!

Но почему получилась такая невеселая арифметика? Попробуем разобраться.

Тот же Эрих Хартманн прибыл на Восточный фронт в октябре 1942-го. Летал на «Мессершмитте-109», на третьем боевом вылете был сбит над Кавказом и взят в плен. Но когда его везли в кузове газогенераторного «ЗИС-5» на допрос, он нокаутировал своего конвоира и бежал. Воспользовавшись хорошим знанием русского языка, он благополучно добрался к своим, и странное дело - ни к особистам, ни в политотдел его не таскали. Даже жестокое гестапо им почему-то не особо интересовалось. Хартману просто дали новую машину и сказали: «Летай!.. «

В ноябре 1942-го он сбил штурмовик ИЛ-2, но был ранен и сам. Отлежался в госпитале, снова стал летать. Минеральные Воды, Армавир, Ростов, Николаев, Тамань... - первые адреса его российских аэродромов.

Вот так, не очень удачно, начинал свою летную карьеру самый результативный ас Второй мировой войны. А ведь он был уже хорошо подготовлен, окончил школу военных летчиков, затем - школу летчиков-истребителей, после чего осваивал новую технику, на которой должен был воевать.

Такая неспешность кажется нам достаточно странной: уже вовсю гремела мировая война, шла битва за Англию, немецкая авиация несла потери над Северной Африкой, над Критом и Мальтой, фронт требовал летчиков… Но в отличие от наших краткосрочных училищ, когда на подготовку сталинского сокола отпускали два-три месяца и 10–12 часов налета, немцы не спешили. Самолет - дорогая машина. Лучше сразу выучить летчика, чем полагаться на везение, на то, что он выучится сам. Если, конечно, ему повезет и его не собьют в первом же бою.

В люфтваффе к первому бою своих пилотов готовили обстоятельно. Каждый должен был самостоятельно налетать 450 часов (в конце войны 150, это мы их уже взяли за горло и пришлось менять методику обучения). Причем ни в коем случае новичку не полагалось прежде времени вступать в бой. Обычно в течение первых 100 (!) боевых вылетов ему полагалось лишь наблюдать за схваткой со стороны, изучать тактику, повадки противника и по возможности уклоняться от боя.

И такая методика приносила неплохие результаты. Уже к середине 1943 года Эрих Хартманн сбил 34 самолета, а 7 июля - только за один день, как указано в его полетной книжке - трижды поднявшись в воздух с полевого аэродрома Угрим в 3. 05, в 5. 45 и в 17. 07, он победил в семи воздушных боях, уничтожив три штурмовика ИЛ-2 и четыре истребителя ЛАГГ-5.

Свою последнюю, 352-ю, воздушную победу майор Хартманн одержал 8 мая 1945 года. Привычно срезал новейший ЯК-11, сделал разворот и пошел на посадку.

Он был удостоен самых высоких военных наград Германии: 29 октября 1943-го - Рыцарского креста, 2 марта 1944-го - Рыцарского креста с дубовыми листьями, 4 июля 1944-го - Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами, а через месяц, 25 августа - Рыцарского креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Выше награды в третьем рейхе не было. Его несколько раз у себя в ставке принимал Гитлер, и Эриху шили белый парадный мундир для этих приемов.

Но даже после этого он продолжал летать (и сбивать), подобно многим рядовым летчикам - никто не посылал для его охраны по две эскадрильи, как это бывало с некоторыми нашими героями… И вышел в отставку в чине полковника, так и не удостоившись генеральских звезд. И похоже, нисколько не жалел об этом.

Во всяком случае остаток жизни тихо прожил в маленьком немецком городке, а когда умер несколько лет тому назад (уже после объединения Германии), то согласно завещанию хоронили его как частное лицо - в штатском костюме, без почетного караула и салюта.

Лишь однажды он позволил себе вспомнить о былом. Вот что рассказывал литератору Евгению Добровольскому генерал Игнаров. Когда сразу после войны, встретившись лицом к лицу с плененным Хартманом, он взял было немца за грудки, прошипел: «Я тя, сучий потрох, сейчас собственной рукой пришью, как военного преступника! Сколько ж ты душ загубил!» - тот, щуплый, среднего роста, белобрысый, довольно спокойно ответил, только побледнел малость: «Вы меня, господин генерал, не испугаете, я 350 раз в лицо смерти глядел!»
* * *
«Было в наших и германских ВВС переплетение двух подходов - рационализма и показухи, - отмечает Добровольский. - И еще - разная цена жизни на весах истории. Немцы берегли своего солдата. Наши о таких категориях - солдат-одиночка - не очень-то заботились. И совсем недавно поставили памятник еще одному полководцу, все умение которого заключалось в беспощадности к своим солдатам, затыкании дыр на фронте «пушечным мясом».

Мы строили самолеты, спасали челюскинцев, доставляли папанинцев, у нас был Чкалов, великий летчик своей эпохи, летал через Северный полюс в Америку. «Мы не нищи, у нас их тыщи!» - это про самолеты. Кино такое показывали - «Если завтра война!» А когда она грянула, оказалось, что все те тыщи ни к черту не годятся. И-15, И-16, И-153... Зачем их только пекли в таких количествах? А новейшие, секретнейшие наши Яки, ЛАГГи, МИГи сгорели на прифронтовых аэродромах в первый же день.

А еще в тот первый день оказалось, что наши летчики не умеют воевать. И не потому, что плохо учились, а потому что их учили не тому - историю партии зубрили, речи вождя прорабатывали, верность родине воспитывали, а вот как зайти в хвост противнику, все больше на пальцах показывали, а не в воздухе… Думали, количество перейдет в качество, массовостью задавим, шапками закидаем.

И вот итог: в начале войны командование ВВС Германии награждало Большим крестом летчиков, сбивших 25 машин противника, к ноябрю 1941-го, в самый разгар битвы за Москву, планку подняли до 40, а к 1944-му - до 100. Слишком быстро повышали свой счет некоторые немецкие летчики.

В своих воспоминаниях Герд Баркхорн, командир 2-й истребительной эскадры, где служил Хартманн, писал: «В начале войны русские летчики были неосмотрительны в воздухе, действовали скованно, и я их легко сбивал неожиданными для них атаками. Но все же нужно признать, что они были намного лучше, чем пилоты других европейских стран, с которыми нам приходилось сражаться. В процессе войны русские летчики становились все более умелыми воздушными бойцами. Однажды в 1943 году мне пришлось на Me-109Г сражаться с одним советским летчиком на ЛАГГ-З. Бок его машины был выкрашен в красный цвет, что означало - летчик из гвардейского полка. Наш бой продолжался около 40 минут, и я не мог его одолеть. Мы вытворяли на своих самолетах все, что только знали и могли. Все же были вынуждены разойтись. Да, это был настоящий мастер!»

И это при том, что ЛАГГ наши летчики не любили и называли - «Летающий Авиационный Гарантированный Гроб». Надо сказать, что все параметры массовых самолетов у нас были ниже, чем у немцев, и неравенство это, вопреки общепринятому мнению, сохранилось до конца войны, когда под бомбежками союзной авиации они сумели выпустить около двух тысяч реактивных истребителей, скорость которых достигала 900 километров в час!

Так что все наши разговоры о том, что столь большие личные счета у гитлеровских асов были лишь потому, что им делали записи по числу моторов - сбили четырехмоторный самолет, так его сразу за четыре считали - это, извините, от лукавого. Чаще наши записывали самолет, сбитый в общей куче, на личный счет самого именитого - глядишь, Героем станет. Кстати, для получения звания Героя Советского Союза, насколько мне известно, было достаточно сбить 25 вражеских машин любого класса.

Попытаемся разобраться, почему у армии победителей потерь оказалось втрое больше, чем у побежденных. А в авиации разрыв и того значительнее…

Начиналось все как будто для нас неплохо. В небе Испании летчики-добровольцы наших ВВС, несмотря на то что знаменитые «ишаки» - истребители И-16 - уступали немецким самолетам в скорости, дали прикурить фашистам как следует. Преимущества наших пилотов в летном мастерстве не стеснялись признавать и сами немцы. Вот только одно из свидетельств.

Весной 1940 года в составе делегации советских специалистов в Германии побывал и Б. П. Супрун - известный наш ас, в ту пору Герой Советского Союза (вторую Звезду он получил посмертно уже в ходе боев во время Великой Отечественной войны). Немцы показали нам свой истребитель Ме-109. Наши спецы оценили машину достаточно сдержанно. Тогда несколько раздосадованный конструктор Э. Хенкель предложил Супруну опробовать новейший истребитель Хе-100. Вот что он сам писал по этому поводу в своих мемуарах:
«В составе русской миссии был молодой летчик, Герой Советского Союза, летное мастерство которого произвело большое впечатление. Это был высокий статный мужчина. Перед первым полетом на Хе-100, самом скоростном из всех, на которых он когда-либо летал, он имел десятиминутную консультацию с одним из моих лучших летчиков-испытателей. Затем он поднял машину в воздух и стал швырять ее по небу, выполняя такие фигуры, что мои летчики почти онемели от удивления».

Да что там говорить, если сам командующий люфтваффе Герман Геринг, как уже говорилось, проходил летные университеты на территории нашей страны, под руководством советских инструкторов!..

И вдруг все так резко поменялось с началом Великой Отечественной войны. Первые месяцы немецкие асы имели неоспоримое преимущество в воздухе. Почему так получилось?

Причин тому, на мой взгляд, несколько. Во-первых, практически вся авиация была сосредоточена на прифронтовых аэродромах, где и была уничтожена в первые дни, а то и часы после начала боевых действий.

Впрочем, известный историк Рой Медведев полагает, что такое сосредоточение оказалось вынужденной мерой из-за того, что наши ВВС начали получать новую технику, для которой не годились старые взлетные полосы. Их начали в срочном порядке модернизировать (причем на многих аэродромах сразу), вследствие чего на оставшихся в действии (в основном гражданских) летных площадках оказалось сосредоточено огромное количество техники…

Возможно, это и так. Тем не менее в любом случае головотяпство налицо. Никуда не скроешься и от того факта, что к июню 1941 года 70–80 процентов самолетов СССР уступали по своим летно-техническим качествам однотипным машинам Германии. И тем немногим летчикам, которые все-таки смогли взлететь и вступали в бой с превосходящими силами противника, часто оставалось применять лишь «секретное русское оружие» - таран.

Однако это оружие того же сорта, что и попытка пехотинца закрыть амбразуру вражеского дота собственной грудью. Таран, как правило, приводил одновременно и к потере собственной машины, несмотря на все инструкции, а то и к гибели пилота. Не случайно наши пилоты прибегали к этому крайнему средству по большей части лишь в начале войны, когда противник имел подавляющее превосходство в воздухе. Если в первый год войны было сделано 192 тарана, то в последний - всего 22...

Со временем наши конструкторы и производственники сумели переломить ситуацию. Фронт стал получать во все больших количествах новую, более совершенную технику, и к концу войны уже не германские, а советские ВВС имели подавляющее преимущество в воздухе. Однако не надо думать, что нам уже не было чему поучиться у немецких специалистов.

Обычно, когда речь заходит об этом типе самолетов, сразу вспоминают знаменитую «пешку» - самолет Пе-2 конструктора В. М. Петлякова. Однако давайте не будем забывать, что «петляковы» появились на фронте позже знаменитых «лаптежников» - пикирующих бомбардировщиков Ю-87.

Более того, инженер Иосиф Гольдфаин раскопал вот какую интересную историю по этому поводу…

Незадолго до Великой Отечественной войны Л. П. Берия вызвал авиаконструктора А. Н. Туполева и велел срочно сделать «высотный, дальний, четырехмоторный, пикирующий бомбардировщик». Вот как рассказывал об этом заместитель генерального Л. Л. Кербер: «Туполев вернулся злой, как тысяча дьяволов... Затея Берии была явно несостоятельной. Масса доводов «против» и ни одного «за». Разве только, что немцы и американцы имеют одномоторные пикировщики, нам следует их переплюнуть и создать очередной даже не царь-колокол, а царь-пикировщик». По мнению Туполева, «делать такой самолет было чистым безумием».

Действительно, при пикировании машина испытывает огромные перегрузки, значит, ее конструкция должна быть особо прочной, что невозможно добиться у четырехмоторного самолета. У высотного бомбовоза непременно должна быть герметичная кабина для экипажа, оборудованная дистанционным управлением вооружения, а его-то, такого управления, в СССР не выпускали. Существовали и другие, не менее веские аргументы против создания этого самолета, однако Берия упорно настаивал на своем. Туполев тянул как мог, ссылаясь на загруженность работой над Ту-2, а затем грянула война...

Конечно, происшедшее прежде всего можно было бы объяснить технической неграмотностью шефа НКВД, если бы не одно обстоятельство - тогда и немцы трудились над проектом подобного пикировщика!

Оказывается, еще летом 1935 года германским авиаконструкторам приказали создать тяжелый бомбардировщик с радиусом действия 2500 километров, способный производить бомбометание и пикирования. Летом 1937 года фирма «Хейнкель» приступила к работе над Хе-177, оснащенным оригинальной силовой установкой - четыре мотора, размещенные попарно, вращали два пропеллера.

В ноябре 1939 года самолет совершил первый полет, а потом пошла полоса неудач: пять опытных экземпляров новой машины потерпели катастрофы, причем два - при пикировании, погибло 17 летчиков-испытателей.

В конце концов с Хе-177 сняли аэродинамические тормоза и превратили в обычный бомбардировщик, который с марта 1942 года производился серийно. Всего «люфтваффе» получили 545 бомбардировщиков нескольких модификаций (в литературе приводятся и другие цифры). Наиболее удачным считался Хе-177 А5, изготовлявшийся с февраля 1943 года в качестве торпедоносца и носителя двух ракет класса «воздух-корабль».

Фирма «Хейнкель» предложила тремя годами раньше и вариант с четырьмя моторами, установленными в крыле поодиночке, и с герметичной кабиной; правда, до конца войны успели сделать лишь несколько опытных Хе-274 и Хе-277 с обычными кабинами.

Мы не располагаем подробными сведениями о боевом применении Хе-177. Но тот факт, что немало (по некоторым данным, до половины) их было потеряно из-за аварий, говорит сам за себя.

Зачем же Гитлеру понадобился такой монстр? Отсутствие стратегических бомбардировщиков в составе «люфтваффе» принято объяснять недальновидностью лидеров третьего рейха. Однако тем самым затемняется суть дела, ведь немецкие конструкторы работали над подобной техникой, только безуспешно. Известно, что точность бомбометания при пикировании гораздо выше, чем с горизонтального полета. Поэтому у руководителей нацистской Германии мог появиться соблазн - пустив в ход небольшое количество пикирующих Хе-177, эффективно поразить стратегические объекты в глубоком тылу противника.

Поскольку объективных причин пополнить советские ВВС аналогичным боевым самолетом не было, остается предположить субъективную. Обратите внимание на странное совпадение - в 1939 году полетел первый образец Хе-177, а спустя некоторое время Берия дает поручение Туполеву создать такой же. Если допустить, что агентура его ведомства сумела раздобыть совершенно секретную информацию о немецком суперпикировщике, то непонятное, казалось бы, упрямство Берии становится вполне объяснимым...

__________________________________________________________________________

Источник информации:

«Военная Литература»
Техника и вооружение

Осенью 1940 года я прибыл для дальнейшего прохождения службы в 54 авиационный бомбардировочный полк, который стоял на аэродроме в четырёх километрах от г.Вильно. Велико было моё изумление, когда на другой день среди летчиков-истребителей, направлявшихся в столовую, я увидел своего брата Ивана. Не меньше обрадовался и он. Вечером, после ужина, встретились. Рассказам, расспросам не было конца. Ведь мы не виделись уже два года. После окончания Вязниковского аэроклуба в 1938 г. Иван был направлен в Чкаловскую военную школу пилотов. Окончил её, стал истребителем и некоторое время служил в Великих Луках, а оттуда их полк перелетел сюда. Город Вильно в сентябре 1939 года был освобождён от польской оккупации Красной армией и вскоре передан Литве. В октябре того же года с Прибалтийскими республиками, в том числе и с Литвой, СССР заключил договоры о взаимопомощи, по которым в этих республиках разместили ряд гарнизонов Красной Армии. Однако против наших гарнизонов, военнослужащих учинялись различные провокации вплоть до похищения и убийств наших военнослужащих. Иван рассказал, как в июне 1940 года аэродром блокировали литовские войска. На самолёты и аэродромные сооружения были направлены пулемёты, пушки. Личный состав спал под самолётами, готовый в любой момент дать отпор. Ивану со звеном было приказано взлететь, произвести разведку. С большим трудом удалось подавить желание проштурмовать противника. Через три дня блокада была снята. В июне 1940 г. прошли выборы, приведшие к власти представителей народа. Здесь вот, на аэродроме, и стоял полк, в котором служил брат. Летали они на истребителях "Чайка". Расскажу о себе. После окончания педучилища я, как и многие мои сверстники, попросил направить меня на работу в Сибирь, хотя меня оставляли работать в городе, даже чуть не заслали на учёбу в Ленинградскую военно-медицинскую академию. Через полтора года работы учителем я был призван в армию. К величайшей моей гордости, о чём я тут же отписал домой, я стал пулемётчиком N 1 на тачанке. Сбылась мечта - в детстве все после кинофильма "Чапаев" хотели стать пулемётчиками. Но не долго я оставался "чапаевцем". Вскоре нас, шестерых из полка, имевших среднее образование, направили в авиационную школу ШМАС в Калачинск возле Омска. После её окончания стал воздушным стрелком-радистом, звание - старшина. Направили на службу в г. Каунас в штаб авиадивизии. Всё здесь для нас казалось ново, интересно, а порой и дико. Провокации, о которых я уже писал, загнали нас на житьё в мужской монастырь. Два месяца мы там жили. Ограждён он был высокой (метров восемь) толстой кирпичной стеной. Одно из зданий освободили от монахов и передали нам. Под жильё отвели монашеские кельи - вполне благоустроенные комнаты. Кровать, стол, тумбочка, отдельно туалет, ванная, угол для моления. Винтовой лестницей с первого до четвёртого этажа соединялись залы-библиотеки (по 100 кв м примерно). Литература имелась во множестве, разная, в том числе иностранная, не говорю уж о католической. В одном крыле здания часть первого этажа занимала громадная зала, и здесь я впервые увидел орган, поиграл на нём. На втором этаже - физический кабинет. На третьем - химический, этажом выше - биологический. Все хорошо оборудованные. Наши техникумы по сравнению с этим - убожество. Вот так монахи! Как это далеко от того, что нам о них говорили в школе. По территории монастыря нам не очень разрешали ходить. Да и некогда было, так как с утра уезжали на аэродром. Но всё же наблюдали. Распорядок дня у монахов строгий. Обычно с 6 до 7 часов вечера они парами и в одиночку прогуливались по большому парку. Посреди него была крытая веранда с пинг-понгом (настольный теннис). Его я впервые видел. Однажды в субботу мы с другом пригласили девушек. Расположились на веранде, смеялись, играли. А это был как раз час вечерней прогулки и благочестивых размышлений служителей бога - и вдруг такой соблазн. Со следующего дня час прогулки перенесли на другое время, да и нам запретили приглашать девушек. Шестого ноября вообще произошла забавная история. Украшали здание к Октябрьскому празднику. Лозунги, флаги. Один из флагов прикрепили на балконе 4-го этажа к перилам. Вечером видим, монахи что-то с неудовольствием поглядывают на нашу наглядную агитацию. Минут через двадцать неторопливо прошествовал настоятель монастыря с двумя служками. Постоял. Поглядел. Направился в штаб дивизии. Минут через пять ушли. Вслед за ними выскакивает комиссар дивизии. Уставился на флаг на четвёртом этаже. Мы заинтересовались. Оказывается, если на флаг смотреть прямо, он как раз бесстыдно проектируется между ног Матки бозки Ченстоховской, изображение которой в рост человека располагалось на стене. Смех и грех. Приказано было немедленно передвинуть флаг на угол балкона. Монахи успокоились. Вот так мы познакомились с монашеской действительностью. А вскоре меня перевели на службу в Вильно в экипаж комиссара эскадрильи в 54 полк, где я и встретился с Иваном. Теперь мы служили с братом в одном месте. В середине июня 1941 г. шесть экипажей нашего полка получили задание перегнать самолёты СБ в авиационную школу, располагавшуюся в Тоцких лагерях под Чкаловым (мы стали получать новые самолеты АР-2 и летали уже на них). Я летел в экипаже лейтенанта Васи Кибалко, к которому был переведен на этот полёт. Оказывается, курсанты школы прошли курс теоретического обучения, но на боевых самолётах еще не летали, так как их не имелось в школе (лишь учебные "спарки"). Нетрудно представить радость курсантов, когда мы сели на их аэродроме. Нас качали, носили на руках. А мне досталось особо, так как среди встречавших я увидел (вернее они заметили меня раньше) Рассказова и других ребят, с которыми учился вместе в Горьковской школе г.Вязники. После окончания средней школы и аэроклуба в родном городе они попали сюда в авиашколу и "припухали" здесь в ожидании самолётов. Встреча у меня осталась в памяти, хотя этих ребят на фронте потом я не встречал (говорили в городе, что они все погибли). Любезные хозяева на радости вечером выставили нам бочку пива, припасённую с большим трудом заранее. Мы рассчитывали погулять здесь дня два-три, а я отсюда должен был ехать в Томск в пединститут для поступления на заочное обучение. Однако ночью неожиданно пришла телеграмма из полка, в которой командир категорически приказывал срочно возвратиться в Вильно. Делать нечего. Поехали. Уже в поездах встречали много военных, вызванных телеграммами в свои части. Догадок, самых фантастических, было много. В Вильно приехали вечером 21 июня. Добрались пешком до аэродрома. К великому удивлению, наших самолётов не оказалось (не считая нескольких неисправных). В проходной нас встретил дежурный. Он рассказал, что наш полк и полк Ивана перелетели днём на запасные полевые аэродромы, казарма опечатана, а нам можно переспать до утра в лагере. Если ночью будет автомашина на аэродром, разбудят. Пришли в ангар, набрали самолётных чехлов и вроде подходяще устроились с ночлегом - много ли надо военному. Так как на другой день было воскресенье, то все стали просить командира группы не торопиться завтра на аэродром, а отдохнуть денёк в городе. Легли что-то около полуночи. Вдруг прибежал дежурный и сообщил, что едет машина в полк. Последовала команда "Встать, садиться на машину". Увы, наши расчёты погулять в Вильно рассеялись, как мираж. Полевой аэродром располагался километрах в 15-18 от Вильно в Кивишках. Туда мы добрались часа в два утра. Стоял такой густой туман, что буквально в трёх шагах ничего не было видно. Нас развели по палаткам, но заснуть не удалось, так как прозвучал горн тревоги. Это было часа в три утра. Вскочили. Оделись. В тумане ничего не видно. С трудом нашли свой самолёт и техников. Подбегаем к стоянке самолёта. Там уже кипит работа. Включились и мы. Оружейник хлопотал у бомболюка, подвешивал боевые бомбы. Моторист помогал ему. Так как я был в экипаже комиссара эскадрильи Верховского, то спросил Кибалко, как мне определиться. Он посоветовал работать пока на его самолёте (потом меня так и оставила у него). Начал налаживать пулемёт, опробывать рацию. Лётчик и штурман убежали на КП. Помаленьку стал рассеиваться туман. Нас, приехавших из Чкалова, заметили. Начались расспросы. Вдруг вдали, на высоте около тысячи метров, показалась группа самолётов в направлении на Вильно. Конфигурация незнакома. Нас стали расспрашивать, не видели ли мы таких в тылу. Хотя мы и не видели, но стали "загибать" (а на это все авиаторы мастера), что очевидно это ИЛ -2 (под чехлами мы их видали в Саратове). На самом деле это были немецкие самолёты Ю-87, немножко похожие на наши штурмовики. Незнакомцы летели просто группой, почти не соблюдая строя. Задрав головы, мы любовались приличной скоростью самолётов. А так как в июне ожидались большие учения, то полагали, что они начались, и полёт незнакомых самолётов, наш перелет сюда, да и тревога являются подтверждением тому. Самолёты пролетели прямо над нами. Почему они нас не разбомбили, до сих пор для меня остается тайной. Или помешали остатки тумана, или их внимание было сосредоточено на г.Вильно и нашем стационарном аэродроме. Одним словом, через несколько минут они оказались над нами. Разошлись в круг, начали пикировать. Появился дым. Любопытная (если можно так выразиться) деталь: первыми бомбами, как нам потом рассказали, был разбит ангар, в котором мы располагались на ночлег. Мы любовались этой картиной, думая: падают учебные бомбы, но почему такой большой дым? От дальнейших недоуменных размышлений на тему о том, что происходит, отвлекла ракета с КП, означавшая команду: "Выруливай на вылет". Помню, что полевой аэродром был неважный, экипажи с него ещё не летали, и Вася Кибалко на взлёте еле успел оторвать самолет, задев за макушки елей. Так мы полетели на первое боевое задание. Это было часов в 5 утра. Полагая, что вылет учебный, я не надел парашют. Он прицеплялся на лямки спереди и очень мешал. Пусть валяется в кабине. И пулемёт не зарядил - с ним много возни потом. До войны нашему полку давалась на случай войны основная и запасная цели. И маршрут прорабатывался в соответствии с этим. Основной целью был железнодорожный узел г.Кёнигсберг. Считая вылет учебным, набираем высоту над аэродромом. А надо было набрать 6 тысяч метров. Набрали 2 тысячи. Кодом по радио запрашиваем землю подтвердить задание. Подтверждают. Набрали 4 тысячи. Запрашиваем опять. Подтверждают. Надо надевать кислородные маски. Набрали 6 тысяч, легли на маршрут. Не долетая до границы увидели на земле пожары, а кое-где и орудийную стрельбу. Стало ясно, что это настоящее боевое задание. Срочно надеваю парашют, заряжаю пулемёты. Подлетаем к Кёнигсбергу. Отбомбились, ложимся на обратный курс. Ни истребителей противника, ни зенитного огня не встретили. Немцы, видимо, не рассчитывали на такое "нахальство" с нашей стороны. Но вот появились немецкие истребители, уже в районе границы. Сходу они сбили несколько наших самолётов. Длинной очередью немцу удалось поджечь наш самолёт. Подлетев к нам метров на 20-30, он сделал крен и стала видна его улыбающаяся морда. Без особого прицеливания успеваю всадить очередь из пулемёта. К величайшей моей радости фашист загорелся и стал падать. Горели, падали и мы. Что делать? Надо прыгать. Вот когда пригодился парашют. Срываю колпак над кабиной. Подтягиваюсь, чтобы выпрыгнуть. Но самолёт падал беспорядочно, кувыркался и все попытки оказывались бесплодными, отбрасывало от одного борта к другому. Смотрю на высотомер. Стрелка его упорно показывает уменьшение высоты, 5000-4000 метров. А я никак не могу выбраться из горящего самолета. Так продолжалось примерно до 1000 метров. До сих пор перед моими глазами эта стрелка, упорно ползущая к нулю. Появилась даже мысль, что мне крышка. И вдруг я оказался в воздухе. Очевидно, меня при перевороте самолета выбросило из кабины. Не сразу сообразил, что делать. И уже совсем инстинктивно выдернул кольцо парашюта. Он раскрылся. Через 7-10 секунд я оказался висящим на дереве. Оказывается, всё это происходило над лесным массивом. Расстегнул лямки парашюта, подтянулся к стволу дерева и спрыгнул на землю. Осматриваюсь. Вблизи оказалась лесная дорога. Так как во время боя я потерял ориентировку, решил идти на восток. Прошел метров 300. Вдруг из-за дерева выскакивает человек с пистолетом в руке и предлагает поднять руки. Это оказался капитан Карабутов из нашего полка, тоже сбитый. Недоразумение разъяснилось. Идём вдвоем. К нам присоединились ещё несколько человек из нашего полка. 3атем пехотинцы. Они сообщили, что немцы уже где-то впереди нас. Стали идти осторожнее, искали исправную машину из числа брошенных на дороге. Нашли. Сажусь за руль. Карабутов рядом. Вот где пригодилась уменье управлять автомобилями, которые мы гоняли в свободное время по аэродрому. Бензина оказалось в баке маловато и мы решили подзаправиться. В брошенных машинах его не попадалось. Но вот видим на дереве стрелку-указатель на МТС. Повернули. Впереди показалась ограда и открытые ворота. Въезжаем. К нашему ужасу, метрах в 50 стоят немецкие танки. Танкисты стоят группой в стороне. Панически кручу баранку, разворачиваю машину и краем глаза вижу, как танкисты бросились к танкам. Выскочили за ворота и петляем по лесной дороге. Над машиной взрываются снаряды, посылаемые с танков. Но вреда нам они не причинили, да и танки по лесной дороге не могли нас догнать. Пронесло. Через 8-10 км пути догнали отступающую пехотную часть. Узнали, что севернее проходит шоссейная дорога, по ней и движутся немецкие войска; оттуда их танки и завернули в МТС. Поэтому нам и не встретились немцы на этой дороге. Через день мы добрались до аэродрома г.Двинска, куда должны были сесть после боевого вылета.

К февралю 1943 г. мы закончили переучивание, получили новые самолёты и улетели на фронт, на Курскую дугу. Я уже к этому времени стал флагманским стрелком-радистом первой эскадрильи. В марте-мае полк изредка совершал полёты на разведку, на бомбометание отдельных целей. Помогали партизанам. Полёты на помощь партизанам были связаны с большими трудностями. Летать приходилось далеко в тыл врага через аэродромы противника и укрепленные пункты. В один из дней было приказано слетать и сжечь несколько деревень, где были немецкие гарнизоны. Партизаны здесь были окружены и прорывались на юго-запад вот через эти деревни. Надо было расчистить им путь. Взяв в прикрытие девятку американских "Аэрокобр", долгое время летели вдоль линии фронта, привели их в Фатеж, где собирались взамен взять "Яков". "Аэрокобры" должны были здесь сесть и встретить нас уже на обратном пути. Однако тут произошло трагическое событие, которые иногда встречаются. В летевшей перед нами девятке из другого полка два самолёта врезались друг в друга на развороте, загорелись и упали. Проспавшие зенитчики сделали вывод, что их сбили истребители и открыли огонь по "аэрокобрам", приняв их за немцев. "Яки", ждавшие нас в стороне, увидели огонь зениток, горевшие самолёты на земле и тоже приняли "Аэрокобр" за "мессершмидтов" (они действительно похожи), якобы блокировавших аэродром, и ринулись на них в атаку. Так началась драка своих со своими. А мы тем временем делали один... два... круга в стороне, не понимая, что происходит. Несмотря на мои вызовы по радио, истребители прикрытия к нам не подходят. Пришлось запросить по радио кодом командира полка, как нам быть. Последовала команда идти на цель без прикрытия. Чуть позднее нас догнали два наших истребителя, но и те где-то отстали. Шли на цель под облаками на высоте 700-800 метров. Много тревожных минут пришлась пережить. За 90 километров, которые мы летели до цели за линией фронта, под нами проплыли несколько аэродромов противника, укрепленных пунктов. Но ни истребители, ни зенитки не остановили нас, видимо, боясь демаскировать себя. Километров за пять увидели среди лесного массива длинные огненные стрелы, указывающие на деревни, которые мы должны были разбомбить. Перестроились в пеленг, по звеньям, и сбросили бомбы. Развернулись. На месте опорных пунктов врага бушевало море огня. Так же спокойно прошёл и обратный путь к своему аэродрому. Сели сходу, так как у некоторых уже кончался бензин. Во время полётов мы видели, как много немцы сосредотачивали здесь авиации, зениток. И очень удивительна было нам, когда в этих условиях, желая дать отдохнуть отдельным ветеранам полка, нас шестерых послали отдохнуть на две недели в авиационный санаторий, расположенный в Смирновском ущелье под Саратовом. Добирались не без курьезов. Километрах в 8-10 от Курска находился аэродром, с которого мы на "Дугласе" должны были в 10 утра вылететь в Саратов. А до Курска добирались на поезде. Прибыли в середине дня на станцию Лев Толстой. Об этом я хочу рассказать не затем, чтобы кого-то позабавить, а чтоб хоть немного можно было представить, какая обстановка складывалась вблизи фронта, в тылу. Поезд встал. Стоим час, два. Никакого движения. Командир сходил к начальнику станции. Тот ничего утешительного не обещал. Всё пропускали эшелоны с военными грузами, и те не вставали здесь. А дело уже к вечеру. Тогда командир послал телеграмму комдиву. Указал, где остановились, и что нет надежды уехать до утра. Опаздываем на "Дуглас". Нельзя ли нас перебросить туда на У-2. Сесть самолет может на поле метрах в 600 севернее станции. Ответа не последовало, но вскоре над станцией стад кружить У-2 над тем местом, которое мы указали в телеграмме, и пошёл на посадку. В это время наш поезд проявил желание двинуться. Решив, что самолёт нас шестерых до ночи уже не успеет перебросить, в спешке командир говорит мне: "Прыгай (а мы ехали на открытой площадке), лети в Курск на У-2". Прыгнул уже на ходу поезда. Поспешаю к месту посадки У-2. 0сталось метров двести. К своему удивлению замечаю - там крутят пропеллер, чтобы завести мотор. Зачем? И почему там два человека? Выхватываю пистолет, стреляю, чтобы обратить на себя внимание. Обратили. Подбегаю к ним. Спрашивают, кто я такой. Говорю, что они за нами прилетели. У тех глаза на лоб. Объяснили, что они с почтой и никакого отношения к нам не имеют. Ужас! Объяснил им обстановку и попросил перебросить в Курск. Они отвечают, что и сами-то взлететь не могут, так как весенняя почва раскисла и надо ждать до утра, может, подмерзнет. Что делать? Бегу на станцию. Начальник не менее меня был обескуражен. Попросил его узнать по телефону, где состав, на котором едут наши. Узнал. Оказывается, он проехал километров пятнадцать и стоит на железнодорожной станции перед Курском. Попросили пригласить к телефону командира. Минут через 10-15 состоялся разговор. Объяснив командиру пренеприятную новость, я спросил, что делать. Узнал, что их состав еще часа два простоит. Мне было велено догонять их по шпалам пешочком. Не мудрствуя лукаво, решил не терять времени и трусцой двинулся в путь. Разные философские мысли приходили в голову, но отвлекало от них страшное желание курить. Я курил тогда много (а начал в первый день войны). К своему ужасу вспомнил, что у меня нет не только табака, но и никаких документов. Всё это осталось у командира. Протрусив километров десять (уже стемнело), увидел будку объездчика. Зашёл туда и попросил покурить. Посмотрев на меня подозрительно - а вид у меня был распалённый - объездчик дал мне махры на козью ножку. Закурив, я вроде с новыми силами двинулся дальше. Между тем объездчик тут же сообщил по телефону, что забегал диверсант, угрожал пистолетом, отобрал курево и скрылся в направлении Курска. Но там уже определили, что это за диверсант, и не придали значения "патриотическому сообщению". Прибегаю на станцию, весь путь проделав в рекордный срок - полтора часа. А поезд, оказывается, минут пять как ушёл. Измученный, лёг на диване в комнате дежурного. И только к утру, потеряв всякую надежду, приехал в Курск. А там ведь ещё до аэродрома надо добираться километров 8-10. Добрался, точнее - добежал. "Дуглас" уже готовился выруливать на взлёт. Ребята увидели меня, втащили еле живого в кабину. Первым делом: "Дайте покурить". Хорошо мы отдохнули под Саратовом.

Выполняя отдельные задания, полк готовился к большим боям. Готовилась знаменитая курская битва. Дня за 3-4 до начала битвы к нашему самолету прибежал посыльный и передал приказание срочно явиться в штаб полка. Только что на аэродром прилетел представитель истребительного полка, чтобы договориться о порядке сопровождения, прикрытия, огневого взаимодействия, связи. А мне, как я уже писал, приходилось этим заниматься. Прибежал в штаб. Он размещался в землянке. Осмотрелся. И вот уж неисповедимы пути господни. В штабе, в качестве представителя истребительного полка, находился мой брат. Объяснились. Он уже был заместителем командира полка. Не пришлось нам тогда много поговорить. После совещания Иван торопился на свой аэродром. Дело было к вечеру. Улетая, он, по просьбе командира нашего полка, выполнил над аэродромом несколько сложных фигур высшего пилотажа и с резким снижением скрылся. Среди лётного состава быстро распространился слух, что нас будет прикрывать 157 истребительный полк, что в нём порядочно Героев, что вот один из них прилетал и что это мой брат. А я ходил - нос кверху. С первого боевого вылета мы почувствовали разницу в организации прикрытия. Раньше истребители как-то жались к нам, хотя в ряде исключительных ситуаций так и должно быть. Но не всегда. Раньше нам обычно в сопровождение давали 6-8 истребителей. Теперь их стало четыре, и очень редко шесть. Обычно Иван по радио и на земле при встречах с нашим полком говорил, чтобы мы не боялись за хвост, а точнее бомбили. Действительно, за время совместных полетав с их полком мы от истребителей противника на потеряли ни одного самолёта. В период Курской битвы в иные дни, особенно первые, доводилось делать по два-три вылета. И это всё при ожесточённом противодействии истребителей и зениток противника. Зениток было так много, что диву потом на земле давались, как удалось унести ноги, да ещё и поразить цель. Почти после каждого вылета в самолёте насчитывалась масса пробоин от зенитных снарядов. Однажды, проверяя мой парашют, старшина обнаружил в нём осколок, пробивший до десяти слоев шелка и застрявший. Так парашют спас мне жизнь. Был и такой случай. Лежу у нижнего пулемёта, держусь за его ручки и ищу цель. Вдруг чувствую - какой-то удар в грудь. Оказывается, рядом с самолётом разорвался зенитный снаряд, осколок пробил борт, пролетел под правой рукой (они обе были вытянуты), попал в карабин парашюта, перебил его, чиркнул по груди и, попав в орден, вместе с ним пробил левый борт и вылетел. Вот какова была сила удара! А ордена мне потом так и не вернули. Нелегко мне приходилось как флагманскому стрелку-радисту. Надо держать связь с истребителями, с землей, внутри строя со стрелками других самолётов, организовывать огневой отпор истребителям противника. И самому стрелять. Вертишься, как белка в колесе. В эти дни стали наблюдаться случаи использования немцами эфира для дезинформации. Основную и запасную радиоволны я получал обычно утром. Строго ограничивалось их использование в первом вылете. Но немцам удавалось часам к 9-10 установить их и использовать в своих целях. 12 августа мы полетели бомбить железнодорожную станцию Хутор Михайловский. Вдруг по радио открытым текстом получаю команду возвращаться назад с бомбами. Доложил командиру. Тот велел запросить подтверждение паролем, но подтверждения не последовало. Тогда решили цель бомбить. Не раз бывали случаи, когда по радио приятным голосом нас приглашали садиться на немецкий аэродром, обещая райскую жизнь. Отвечали мы обычно словами, которые здесь писать неудобно. Летать мы начали 7 июля. Напряжение боев и потери боевых товарищей действовали угнетающе. В эти дни мы размещались в школе. В классах были построены нары и спали на них поэкипажно. Седьмого у нас сбили один экипаж. Потом второй, третий. Все они лежали на нарах подряд, один за другим (это, конечно, случайность). Но когда сбили третий, то экипаж четвёртого переместился на пол. Вообще-то в авиации примет много, и в них обычно верят. В первые дни боёв под Курском в воздухе наблюдалось известное равновесие в авиации. Однако черев 15-20 дней боев положение изменилось в нашу пользу. Вспоминается один из вылетов. Нам стали давать задания на свободные полёты. Конкретная цель не указывалась, давался район полёта и надо было цель искать самим. Как-то в конце июля нам дали прямоугольник, сторонами которого стали две шоссейные и железная дороги. Вот в нём мы и должны были искать цель. Видим - со стороны Орла на запад движется эшелон с бензоцистернами. Вот это удача! Заходим по ходу его движения, обстреливаем. Сначала лётчики из носовых пулемётов, затем стрелки из хвостовых. Раз зашли, два. Пули попадают в эшелон, а толку нет. Машинист то притормозит, то наберёт скорость. Решили начать на третьем заходе стрельбу пораньше. А в пулемётной кассете пули чередуются: обычная, трассирующая, разрывная, зажигательная, бронебойная. И вот только пули достигли земли, как вспыхнул огненный хвост, мгновенно догнал эшелон и перед нами тот взорвался. Еле успели отвернуть в сторону. Видимо пули в первых заходах, попадая в цистерны, гасли, так как в них еще и заканчивался газ. Но цистерны мы пробивали, бензин на землю вытекал, и нам совершенно случайно удалось его зажечь на земле на третьем заходе. Почему мы сразу не сообразили?

В районе города Лоева наши части форсировали сходу Днепр. На плацдарме завязалась ожесточенная битва. Немецкие самолёты остервенело бомбили переправы, чтобы сорвать пополнение, а вражеская артиллерия обстреливала прорвавшихся за Днепр. Нам было приказано подавить эту артиллерию. Перед одним из вылетов мы на земле договорились о том, что после сбрасывания бомб уходим от цели на свою территорию левым разворотом. Сообщили истребителям. Однако всё изменилось. Недаром говорят, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. До нас немецкие позиции на правом берегу Днепра бомбили еще несколько групп. И все они уходили от цели с левым разворотом. Немцы это раскусили, зенитки пристрелялись и шедшие впереди нас группы несли потери от зениток. Плотность огня была очень велика. Всё это мы видели, подлетая к цели. Тогда командир нашей эскадрильи принял решение уходить с правым разворотом, о чем я и передал по радио сообщение истребителям. Бросили бомбы, сделали правый разворот и к своему ужасу увидели, что наши истребители идут влево. Мы остались одни. Пока делали разворот к линии фронта, нас перехватили истребители противника - и в большом количестве. Приготовились к бою, плотнее сомкнулись. Увидев, что мы без сопровождения, немцы решили использовать свое огромное преимущество, и не сбивая, посадить нас на свой аэродром. Взять живьём, так сказать. Стоило нам сделать доворот вправо, к линии фронта, как перед нашим курсом полетели снаряды и пули с их истребителей. Нас всячески отсекали влево. Дело пахло керосином. Как быть? В этот вылет нас сопровождали истребители из другого полка. Но когда еще подлетали к линии фронта, я услышал по радио голос Ивана, который командовал группой прикрытия над нашими переправами через Днепр (группы прикрытия не связаны с сопровождением конкретных штурмовиков или бомбардировщиков). После ранения Иван потерял часть слуха и теперь в воздухе с своем строю его чаще всего вызывали не паролем, а кличкой "глухой". Это я знал, как знали и многие лётчики фронта (а может быть, и немцы). И при подлёте к Днепру я понял, что Иван возглавляет группу прикрытия. Об этом я, кстати, сказал командиру, В трагическую минуту, когда нас окружили немцы, наш командир, прежде чем принять решение на бой, спросил меня, нельзя ли вызвать по радио Ивана. Не зная их пароля, я начал открытым текстом вызывать: "Глухой, глухой, я Григорий, как слышишь?". К счастью, Иван ответил сразу. Я доложил командиру и переключил на него приёмник и передатчик. С моей помощью командир кратко открытым текстом (за что потом был нам втык - ну а что делать?) объяснил обстановку. Узнав, где мы находимся, Иван посоветовал, чтоб мы и дальше, уменьшив скорость, летели в немецкий тыл и ждали его. Имея значительное преимущество в высоте, он повел группу вдогонку за нами и минут через пять по радио передал, что видит нас и начинает бой с фрицами. Мы воспользовались этим, резко увеличили скорость и сделали разворот к своей территории. Немцам уже стало не до нас.

Во время освобождения нашими войсками города Дмитровск-Орловский бомбили гитлеровскую колонну на шоссейной дороге. На земле взяли осколочные мелкие бомбы и теперь сбросили их на колонну. Фашистов с дороги как ветром сдуло. Побросали и машины. Тогда мы перестроились в пеленг по звеньям, сделали второй заход над рассеянной колонной и штурмовали врага огнём из пулемётов. Увлеклись настолько, что многие расстреляли все боеприпасы. Тут подвернулась пара немецких истребителей. Заходят нам в хвост, а отстреливаться нечем. В отчаянии хватаю ракетницу и стреляю по фашисту. Немецкий истребитель признал, видимо, ракету за новый вид оружия и отвалил в сторону. Недаром говорят: век живи, век учись. Хотя не я изобрел такой способ, применялся он и в других частях.

Были на фронте и такие вот дни. С одного из аэродромов в Польше летали на боевое задание. Утром, как обычно, не завтракали. Подкрепились шоколадом и всё. Завтрак на аэродром привезли, но ракета с командного пункта ("на вылет") "испортила" нам аппетит. Слетали. До цели было далеко и бензина осталось мало. Некоторые садились сходу. Садится Извеков, а у него зависли две бомбы внешней подвески. С ними садиться нельзя. Ему со старта дают красную ракету: "Уходи на второй круг". Ушёл. Вызывают по радио, чтобы решить, что делать. А радист его самолёта уже успел выключиться. Заходит на посадку опять, ему опять красную ракету. Все переживаем, чем кончится эта история. Наконец лётчик догадался включить радио и спросить, в чём дело, чего его гоняют, ведь бензина осталось еле-еле, и другие гневные слова он произносил. Ему объяснили и велели аварийно сбросить бомбы в большое озеро километрах в трёх от аэродрома. Извеков сбросил, бомбы там взорвались. Садиться ему пришлось уже поперёк старта - бензин кончился. Предупредили нас, что второго вылета, очевидно, не будет, можно ехать на обед. Поехали. Только расположились в столовой, вдруг с аэродрома ракеты: "Срочно на вылет". Побросали ложки, прыгаем в полуторку и гоним на аэродром. На беду, на крутом повороте открывается задний борт и человек восемь оказались на земле. Да так неудачно, что многих отправили в медсанбат. Почти все они оказались из разных экипажей. Командиру пришлось срочно перекраивать экипажи, а время идёт. Из штаба дивизии спрашивают, почему не взлетаем? Взлетели. Вылет прошел удачно. Но происшествия того дня на этом не закончились. Приезжаем вечером в столовую голодные. Повара подают нам уху, жареную рыбу. Откуда такое богатство, спрашиваем. Оказывается, технари успели разведать озеро, куда Извеков бросил две бомбы, а там оказалась масса глушёных судаков и другой рыбы. Они и набрали бочки две. После ухи нам подали котлеты. Их тоже съели. Ночью у некоторых, в том числе у меня, начались страшные рези в желудке. Нас срочно в медсанбат. Отравление. Сделали промывание. Оказалось, что повар эти котлеты сделал утром, на аэродром привозил, в обед нам предлагал, а съесть их не удавалось. Тогда он подсунул их вечером. Пришлось пролежать два дня. С тех пор я не только в армии, но и дома лет десять не мог есть котлеты. Как командир полка с комиссаром отдувались за этот день, остаётся только предполагать.

Перед Варшавской операцией образовалась пауза. Совершались только разведывательные полеты. Как-то командир полка сказал мне, что мог бы дать отпуск дней на семь для поездки на родину. А ещё раньше я узнал, что предполагается отпуск Ивану. Они стояли тогда от нашего аэродрома километрах в двадцати. Созвонились. Было решено, что я прилетаю на их аэродром на У-2 к вечеру. Переночую. А утром на поезде отправимся в Вязники. Товарищ перебросал меня на аэродром Ивана. Подлетели часов в пять вечера, было облачно, сплошные облака повисли над аэродромом на высоте 700-800 метров. Сели. Я выпрыгнул из самолета и пошёл к стоянкам (товарищ улетел обратно). Спросил лётчиков, где Иван (меня там знали хорошо). Сказали, что даёт провозные полёты молодым лётчикам и находится у посадочного Т. Иван в это время занимал должность заместителя командира полка по лётной части. В это время совершил посадку ЯК. Сел он плохо, промазал, да ещё вдобавок "скозлил" Когда он завернул к Т, то на крыло вскочил Иван. Пропеллер помаленьку крутится, а брат, размахивая руками, видимо, с возмущением, что-то внушает за неудачную посадку молодому лётчику. Тому надо было сделать еще один полёт по кругу. И в это время к ужасу всех нас, наблюдавших это внушение, из облаков прямо над Т под углом градусов 30 вывалялся немецкий самолет Ю-88. Так как он пикировал (точнее планировал) прямо на наш истребитель, то создалось впечатление, что он сейчас будет стрелять. Но дело обстояло, как мы потом узнали, совершенно не так. Немецкий самолёт-разведчик после выполнения задания возвращался на свой аэродром. Так как земля была закрыта облаками, то штурман и лётчик, решив, что линию фронта уже перелетели (на самом деле до нее оставалось 20-25 км), стали пробивать облака. Пробив, к своему удивлению увидели наш аэродром и стали вновь набирать высоту, чтобы скрыться за облаками, от которых они спустились метров на триста. Сначала Иван и лётчик за шумом мотора своего самолёта не слышали шума немецкой машины, и только заметив отчаянную жестикуляцию стартера, посмотрели вверх и увидали Ю-88. Выхватив лётчика за ворот из кабины (а брат физически был силён), вскочил сам и дал газ на взлет. Увидев разбегающегося истребителя, немец решил, что скрыться за облаками не успеет, стал удирать с принижением. Это оказалось роковой ошибкой. Километрах в восьми Иван настиг его и мы услышали, как заработали пушка и пулемёты. Немец тоже отстреливался. Тут же по радио Иван сообщил, что немец подбит и сел на живот на лесной поляне. Просит срочно выслать туда автоматчиков из БАО для захвата вражеского самолёта и лётчиков. Сам кружил над местом посадки противника. Много нас, любопытных, поехало туда. Я тоже пристроился на одной машине. Минут через 15 добрались до той поляны. Но только выскочили на опушку леса, как по нам с сидящего самолёта ударили из пулемёта. Это сразу поубавило нашу воинственность. Моментально соскочив с машины, мы укрылись за стволами деревьев и стали постёгивать из пистолетов по самолёту, до которого было метров сто. Ясно, что толку от нашей стрельбы никакого. Начинало темнеть. Пора предпринимать более решительные меры. Тут подъехали автоматчики. Открыв стрельбу по самолёту, они поползли в его сторону. И мы, осмелев, двинулись за ними. Здесь я первый и единственный раз испытал, как под огнём пулемёта ползти по-пластунски. Сначала из самолёта тоже отвечали из пулемёта, но вскоре он умолк. Автоматчики приблизились к самолёту, мы за ними. Что оказалось? Экипаж самолёта состоял из четырёх человек. Несколько снарядов и пулемётных очередей Ивана попали в цель. Лётчик был ранен, что вынудило его посадить самолёт. Штурман убит. Радист застрелился. Отстреливался стрелок - девушка, у неё не было ног по колено. И только когда автоматчики ранили её, она прекратила стрельбу. Помню, когда её вытаскивали из кабины, она пришла в сознание: кусалась, царапалась. Её погрузили в санитарную машину и увезли. Увезли и лётчика, который оставался в сознании. Этот пример в известной степени даёт некоторое представление о наших противниках. Иван уже давно улетел на аэродром, доложили командующему армией о посадке вражеского разведчика. Ко времени, когда мы вернулись на аэродром, командующий уже прилетел туда. Лётчика доставили в штаб полка, который располагался в небольшой избушке. Всем хотелось послушать допрос пленного лётчика, но практически размер избы не позволял удовлетворить наше любопытство. Наиболее нахрапистые притиснулись снаружи к открытым окнам, я в их числе. В штабе находились командующий Руденко, комполка, начальник штаба, Иван и переводчик. Из допроса выяснилось, что экипаж самолёта состоял из отца, двоих его сыновей и дочери. Воевали они ещё с 1940 года, с Франции. Лётчик - полковник, за заслуги награждён рыцарским крестом с дубовыми листьями. Сейчас они совершали разведывательный полёт по нашим железнодорожным узлам. После проявления фотоплёнки и её дешифровки, немецкая авиация утром должна была нанести удар. Раненый лётчик слабел и попросил сказать, кто же его, немецкого аса, сбил. Руденко велел Ивану расстегнуть куртку и показать награды. Сказал при этом, что сбил его не лапоть, а Герой Советского Союза. Немца увезли. Руденко спросил, чем будет заниматься Иван завтра. Тот ответил, что убывает в краткосрочный отпуск домой. Руденко пожелал ему счастливой встреч с родными, спросил, сколько ему дали отпуска, и узнав, что семь дней, добавил ещё семь своей властью. Услышав это, я был удручён. Иван меня уже давно заметил в окне. Увидев мои жесты, он догадался, в чём дело и попросил разрешения у уже вставшего Руденко обратиться к нему с просьбой. Тот, нахмурившись, разрешил. Иван сказал, что едет в отпуск не один, а с братом (то есть со мной). Командующий был удивлен, что в полку летают два брата. Ивана он знал уже давно; получив объяснение, что я летаю в бомбардировочном полку, который они прикрывают, спросил, чего же хочет Иван. Тот объяснил, что у брата, то есть у меня, отпуск всего семь дней, и что же получается теперь? Руденко заявил: "Хитёр ты, Иван. Но тебе я добавил отпуск за подвиг, а брату за что?" Однако подумав, он поручил командиру полка связаться с моим командиром, объяснить ему ситуацию, и если тот не возражает, пусть добавит дни и мне. Наш командир Хлебников не возражал против такого, очень приятного для меня, оборота.

Боевая работа продолжалась. 16 апреля началась Берлинская операция. Для нашего полка это был чёрный день. Пожалуй, за всю войну наш полк не вёл таких тяжелых боев. Мы совершили два вылета на танки и артпозиции немцев в районе Зееловских Высот, сбили шесть истребителей противника. Полк летал тремя группами, мы - во второй. И вот на встречном курсе около двадцати "фокке-вульфов" атаковали первую группу, а затем нашу. Из носовых пулемётов мы стрелять не могли, так как находились в створе с первой группой и могли поразить своих. Но когда немцы стали делать под нашим строем разворот, мне удалось поймать одного в прицел и длинной очередью зажечь его. От зенитки и истребителей мы сами в тот день потеряли три экипажа. Два человека со сбитых 16 апреля самолётов выпрыгнули с парашютом и потом вернулись в полк. Очень удачные вылеты совершили на г.Франкфурт-на-Одере и Потсдам. В Потсдаме разбили железнодорожный узел, а на повторном вылете - штаб немецкой дивизии. В этот день, пожалуй, мы нанесли самый ощутимый урон врагу: уничтожили штаб дивизии, убили более 200 солдат и офицеров, взорвали 37 вагонов, 29 зданий, большое количество разной техники. Всё это подтверждено фотоснимками, а потом и наземными частями. 25 апреля впервые полетели на Берлин. Берлин горел. Дым поднимался на высоту до трех километров и невозможно было что-либо рассмотреть на земле. Наша цель оказалась закрытой дымом и мы били по запасной (на каждый вылет давались основная и запасная цели) - железнодорожному узлу Потсдам. 28-30 апреля летали опять на Берлин. Били по вражескому аэродрому и Рейхстагу. Ветер усилился и, помнится, дым, как огромный лисий хвост, резко отклонился к северу, и наши цели стали видны. По Рейхстагу били с пикирования двумя 250 килограммовыми бомбами. Летали с ними наиболее опытные экипажи. Фотоснимки зарегистрировали прямое попадание в здание Рейхстага. Я потом с товарищами был у Рейхстага и расписался на нём. Но ради справедливости всегда говорю, что первый раз расписались на нём бомбой 30 апреля. Всем нам за этот вылет кроме Правительственных наград вручены именные часы. 3 мая состоялся торжественный митинг по случаю взятия Берлина, а 8-го мая - по случаю Победы в Великой Отечественной войне.

Л83 Небо остается чистым. Записки военного летчика. Алма-Ата, «Жазушы», 1970. 344 стр. 100000 экз. 72 коп. Есть события, никогда не стирающиеся из памяти. И сейчас, четверть века спустя, советские люди помнят тот радостный день, когда радио принесло долгожданную весть о полном разгроме фашистской Германии. Автор настоящей книги прошел войну с первого дня до сражения у ворот гитлеровской столицы. На его боевом счету летчика-истребителя около сорока сбитых немецких самолетов. Издательство надеется, что воспоминания дважды Героя Советского Союза генерала…

Военный летчик Antuan Exupery

«Военный летчик» – это книга о поражении и о людях, перенесших его во имя будущей победы. В ней Сент-Экзюпери возвращает читателя к начальному периоду войны, к майским дням 1940 года, когда «отступление французских войск было в полном разгаре». По своей форме «Военный летчик» представляет собой репортаж о событиях одного дня. Он рассказывает о полете французского самолета-разведчика к городу Аррасу, оказавшемуся в немецком тылу. Книга напоминает газетные отчеты Сент-Экзюпери о событиях в Испании, но написана она на ином, более высоком уровне.…

Мы - дети войны. Воспоминания военного летчика-испытателя Степан Микоян

Степан Анастасович Микоян, генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, широко известен в авиационных кругах нашей страны и за рубежом. Придя в авиацию в конце тридцатых годов, он прошел сквозь горнило войны, а после ему довелось испытывать или пилотировать все типы отечественных самолетов второй половины XX века: от легких спортивных машин до тяжелых ракетоносцев. Воспоминания Степана Микояна не просто яркий исторический очерк о советской истребительной авиации, но и искренний рассказ о жизни семьи,…

Военный летчик: Воспоминания Альваро Прендес

Автор книги, ныне офицер Революционных Вооруженных Сил Кубы. рассказывает о своей военной службе, об участии в революционном движении на острове Свободы против реакционного режима диктатора Батисты и американских империалистов за установление народной власти в стране.

Акарат а Ра (или Исповедь военного летчика) Сергей Крупенин

Акаракт а Ра – дословно означает осознание зла. В жанре фэнтэзи поднимается новое ощущение мироздания, основанное на данных современных отраслей науки и древней науки каббала, которые не только не противоречат, но и дополняют друг друга. Все данные приведенные в повести можно проверить самостоятельно.

Лётчики М. Барабанщиков

Сборник «Летчики» посвящается 60-летию ВЛКСМ. В книгу вошли очерки о выдающихся военных летчиках, воспитанниках Ленинского комсомола, бесстрашно защищавших родное небо в годы Великой Отечественной войны. Среди них дважды Герои Советского Союза В. Сафонов, Л. Беда, Герой Советского Союза А. Горовец, только в одном бою сбивший девять самолетов врага. Предисловие к книге написал прославленный советский летчик трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб.

Большое шоу. Вторая мировая глазами французского… Пьер Клостерман

Автор книги - военный летчик, участник Второй мировой войны - описывает сражения в небе, какими он видел и оценивал их сам. Впечатления Пьера Клостермана, записанные в перерывах между боевыми действиями и операциями, рисуют читателю точную и достоверную картину военных событий и передают яркие чувства, пережитые французским летчиком.

Скорость, маневр, огонь Анатолий Иванов

Герои документальной повести заслуженного военного летчика СССР полковника А. Л. Иванова – советские пилоты, вставшие по первому зову Родины на ее защиту в годы Великой Отечественной войны. Автор воскрешает бессмертные подвиги летчиков-истребителей в боях против фашистских захватчиков в небе Кубани, Украины, Белоруссии и на завершающем этапе войны.

Солдатская награда Уильям Фолкнер

Свой первый роман «Солдатская награда» (первоначальное название «Сигнал бедствия») Фолкнер писал в Новом Орлеане в 1925 г. Сюжет романа связан со стремлением Фолкнера во время первой мировой войны стать военным летчиком. Как известно, он поступил в школу военных летчиков в Канаде, но война закончилась до его выпуска из школы. Роман вышел в 1926 г. и успеха не имел, хотя и был замечен многими выдающимися писателями Америки. После второй мировой войны роман был переиздан и разошелся большим тиражом.

Месть Джим Гаррисон

Повесть классика современной американской литературы, по которой Тони Скотом снят знаменитый фильм с Кевином Костнером и Энтони Куином в главных ролях. Гаррисон может писать о кровавом любовном треугольнике с участием могущественного наркобарона и бывшего военного летчика или виртуозно упаковывать в сотню страниц лиричную семейную сагу, но его герои всегда ищут справедливости в непоправимо изменившемся мире и с трудом выдерживают напор страстей, которым все возрасты покорны.

Черная акула Иван Сербин

Молниеносная реакция воздушного аса помогает военному летчику Алексею Семенову избежать пули после выполнения боевого задания. Истребитель, на котором он совершает ночной перелет над охваченной боями Чечней, исчезает вместе с… аэродромом, а сам он, словно загнанный зверь, уходит от погони спецназовцев, срывая преступную операцию продажного армейского генерала. Но не все продается и покупается. Есть боевое солдатское братство, есть люди, умеющие смотреть в глаза смерти и отвечать на удар ударом. С такими союзниками Алексей не одинок – схватка…

Полет на заре Сергей Каширин

В этой книге многое на первый взгляд может показаться преувеличенным для занимательности: военные летчики, о которых рассказывается в ней, часто попадают в крайне опасные положения, но из любой обстановки выходят победителями. Вместе с тем все эпизоды достоверны и большинство героев названы их настоящими именами. Они и сегодня служат в армии, свято храня боевые традиции своих отцов и дедов. В недавнем прошлом автор книги сам был военным летчиком, летал на многих современных самолетах. Он рассказывает о людях, с которыми вместе летал, совершал…

Крылом к крылу Василий Барсуков

Книга бывшего военного летчика, Героя Советского Союзе о подвигах замечательных асов 303-й истребительной авиадивизии под командованием Героя Советского Союза генерала Г. Н. Захарова, а также о пилотах прославленного полка «Нормандия - Неман», входившего в состав 303-й дивизии, - Марселе Альбере, Жаке Андре, Роллане Пуапа, Марселе Лефевра, удостоенных высокого звания Героя Советского Союза. Книга иллюстрирована рисунками автора. Он рисовал и делал записи в перерывах между боями, стараясь запечатлеть то, что видел своими глазами.

У самого Черного моря. Книга II Михаил Авдеев

Автор этой книги - Михаил Васильевич Авдеев - известный морской летчик. В авиацию пришел в 1932 году. Великую Отечественную войну встретил в Крыму заместителем командира эскадрильи, через год стал командиром полка: талантливые офицеры всегда быстро поднимались по должностным ступеням. В жестоких воздушных боях сбил 17 вражеских самолетов. Познал горечь отступления и радость побед. Дрался за Севастополь, Перекоп, участвовал в освобождении Кавказа, войну закончил в Болгарии. Летчики полка, которым командовал М. В. Авдеев, сбили 300 вражеских самолетов,…

Однополчане Александр Чуксин

В повести «Однополчане» рассказывается о боевом пути авиационного полка в годы Великой Отечественной войны. Автор повести, сам в прошлом военный летчик, хорошо знает жизнь славных соколов, их нелегкий ратный труд, полный героизма и романтики. Многие страницы повести, посвященные описанию воздушных боев, бомбардировочных ударов по тылам врага, полны драматизма и острой борьбы, читаются с большим интересом. Герои книги - советские патриоты до конца выполняют свой долг перед Родиной, проявляют бесстрашие и высокое летное мастерство. Патриотизм,…

Красавица и генералы Святослав Рыбас

Аннотация издательства: Роман о белом движении на Юге России. Главные персонажи - военные летчики, промышленники, офицеры, генералы Добровольческой армии. Основная сюжетная линия строится на изображении трагических и одновременно полных приключений судьбах юной вдовы казачьего офицера Нины Григоровой и двух братьев, авиатора Макария Игнатенкова и Виталия, сначала гимназиста, затем участника белой борьбы. Нина теряет в гражданской войне все, но борется до конца, становится сестрой милосердия в знаменитом Ледяном походе, сделавшимся впоследствии…

У-3 Хяртан Флёгстад

Хяртан Флёгстад - один из современных писателей Норвегии, превосходный стилист. В основе его остросюжетного политического романа «У-3» действительные события недавнего прошлого, когда реакционные круги США сорвали переговоры между руководителями двух великих держав, заслав в воздушные пространства СССР шпионский самолет, который был сбит советской ракетой. Герой романа - молодой военный летчик, обучавшийся в США, ставший выразителем протеста своих соотечественников против авантюрных действий американской военщины. Автор тонко показывает,…

Тайна Мастера Николай Калифулов

По замыслу автора в романе «Тайна Мастера» показано противоборство двух систем - добра и зла. На стороне светлых сил основной персонаж Генрих Штайнер, уроженец немецкой колонии. В начале тридцатых годов двадцатого столетия, проходя службу в советском авиаотряде рядом с секретной германской летной школой, военный летчик Генрих Штайнер будет привлечен местными чекистами в работу по изобличению германских агентов. Затем произойдут события, в результате которых он нелегально покинет Советский Союз и окажется в логове фашистской Германии. А…